Фронтовой роман в письмах
На одном из солдатских треугольников, которые бережно хранятся в семье Сазоновых уже 67 лет, нарисован мячик. Это первый детский рисунок Нины Николаевны Сазоновой. Своего отца Николая Михайловича она видела только на фотографии. В 1942 году семья получила страшную весть о его гибели. На память об отце Нине Николаевне остались его письма с фронта.
В 1941 ее отец Сазонов Николай Михайлович был призван в Красную армию. В это время его жена (мама Нины Николаевны Сазоновой) Нина Александровна Павлова уже ждала ребенка. Вскоре началась война, которая разлучила супругов. «Каким-то хорошим, давным-давно прошедшим мгновением мне кажется сейчас прожитая нами жизнь», - писал впоследствии жене с фронта Николай Сазонов. Ведь до войны все было по-другому...
Николай Сазонов и Нина Павлова вместе учились в Марпосадском лесотехникуме, который закончили в 1931 году. Несмотря на то, что их отношения завязались позже, Николай был влюблен в свою будущую жену еще во время учебы и берег эту любовь до конца своей жизни. После учебы в лесотехникуме Николай закончил с отличием лесной институт, где был оставлен на преподавательской работе. Он поступил в аспирантуру, и занимался механизацией лесного хозяйства в с. Морки Марийской АССР. В 1940 году Николай Сазонов и Нина Павлова поженились...
После поступления в Красную армию Николай часто пишет своей супруге. Первые предвоенные письма датируются 18 и 20 июня 1941 года. Они из города Алексин Тульской области. Все последующие письма уже приходятся на военное время.
«По окраинам города много разбитых стекол от бомбардировок», «эта страшная война все-таки долго продолжаться не может», - пишет Николай Сазонов в начале Великой Отечественной. В то же время письма к жене наполнены горечью расставания и трогательными признаниями: «...мне очень трудно переживать разлуку с тобой, но меня утешает, то, что моя самая близкая, самая хорошая Нина любит меня».
Николай очень мечтал о дочери, хотел, чтобы ее, как и жену звали Нина. Долгожданная новость из дома о рождении дочки согревала сердце солдата. «Как бы мне хотелось посмотреть на нашу Нинуку, как я вас обеих люблю», - пишет Николай 16 июля 1941. «Теперь у меня целых две Ниночки», «...до свидания мои милые две Ниночки. Всегда ваш Николай»...
Как известно, почти вся почта с фронта просматривалась. И Николай Сазонов в некоторых письмах упоминает, что занимается выполнением специальной задачи, о которой написать не может: «...мне много и писать нельзя о своей жизни».
Многие письма свидетельствуют о том, какие тяготы легли на плечи солдат и тружеников тыла в те годы: «...это страшная война. Страшно даже подумать, так много горя она всем принесла и может долго еще будет приносить». Не хватало продовольствия, одежды и табака: «На получение валенок здесь рассчитывать трудно, так как много нужно на армию. В ботинках же зиму проходить будет очень трудно». «Пропадаю без табаку», - пишет в другом письме Николай Сазонов, до войны человек некурящий.
В течение нескольких месяцев весточки от солдата приходят из Мурома, из города Реж Свердловской области, из Рязани: «Мы из Алексина вышли пешком на Рязань 17 октября, потому что на поезде ездить уже нельзя. Даже, идя пешком, мы попадали под бомбы с немецких самолетов». Из писем видно, что свободных минут почти нет: «...еле нахожу время на письма к тебе».
За две недели дошло до Чувашской АССР письмо из Челябинской области. Последние письма Николая Сазонова домой пришли из Дивизионной школы 627 стрелкового полка 3-ей роты. И в одном из этих последних писем есть такие строчки: «...кто знает, это письмо к тебе, может, будет и последним», «...тогда я попрошу мою Нину воспитывать хорошо нашу малютку». Именно на этом солдатском треугольнике сделан первый детский рисунок дочери Николая Михайловича Сазонова – Нины Михайловны Сазоновой, которая осталась для него любимой «маленькой Нинукой».
Цену писем на войне тогда знали все. Не зря фронтовой треугольник стал одним из символов той эпохи. Они давали бойцам новые силы и вдохновляли их на новые подвиги. И строки из фронтового романа в письмах Николая Сазонова и Нины Павловой очередной раз это подтверждают: «Пришлось побросать все – осталась шинель, вся наша амуниция, которую бросать никак нельзя и остались твои письма, которые храню, как самое для меня дорогое».